Естественно, там наверху, в скалах, у нас не было холодильника. Все скалы нагревались, особенно летом, поэтому вся приготовляемая пища быстро пропадала. А то, что плесневело и портилось, нужно было съедать, чтобы не выбрасывать. Сам Старец давал нам пример – он первый съедал все гнилое. Более того, чтобы мы вообще ничего не выбрасывали, он снова добавлял в пищу уже использованное при жарке масло.

А если случалось достать свежие сардины, он резал их, приправлял солью, делал фарш и добавлял в пищу. Когда я пробовал немного пожевать эту пищу, у меня схватывало живот и рвало.

Старец видел это и говорил:

– Ну ладно. Хорошо. Больше тебе не буду класть.

А следующий раз – снова рвота. И снова Старец удивлялся:

– Я тебе совсем немножко положил! И опять тебе плохо?! Ну, тогда я тебе больше никогда не буду предлагать это.

Пока мы во всем слушались Старца, никакого вреда или отравления от пищи мы не получали. Господь нас хранил молитвами Старца. Иначе мы бы просто долго не прожили…

Там вверху у нас было и два апельсиновых деревца. Их посадил Старец, когда первый раз пришел на Малую Анну в 1938 г. Это были все наши плодовые деревья! Разве могли мы сделать апельсиновый сок?! Наоборот, чтобы ничего не выбрасывалось, Старец не благословил нам очищать апельсины и выбрасывать корки. Нам приходилось кушать апельсины с корками! А Старец объяснял нам: «Мы ничего не должны выбрасывать, потому что все здесь освящено молитвой отцов».

В то время, как в воскресные дни Старец давал нам послабление, с понедельника до пятницы мы проходили жестокую закалку. Дело в том, что на всю неделю мы готовили всего-навсего одно блюдо. Оно хранилось в пещерной ямке в алюминиевом сосуде, покрытое крышкой. Естественно, оно скисало. Но Старец его ел. Он имел великое сердце, которым и преодолевал пределы естества.

О чистоте – вообще никто не заботился. Как мы жили! Старец никогда не заботился о своем здоровье, разве только уступал самым необходимым человеческим нуждам. Он имел уже преклонный возраст и очень изношенный организм. За всю мою последующую жизнь я никогда не встречал столь великого аскета. А ведь какой тонкий вкус к пище он имел! Ту пищу, которой мы питались, он предлагал даже иностранцам.

Так однажды пришел человек из Парижа, чтобы поупражняться в аскезе вместе с нами. Старец говорит ему:

– Вот, бери, покушай. Это как раз свежее блюдо, фаршированное сардинами. Всего три дня лежит!

И он поел! Но мы-то были уже научены. А с ним-то что было?!

Ведь Старец вместе со старцем-Арсением обычно жарили и засаливали испорченое. Поэтому те блюда, которые готовил Старец, мы не выбрасывали, пока они полностью не покрывались плесенью…

Нам присылали небольшие посылки с едой, в которых часто бывали вареные яйца, которые разбились при переноске и испортились. Но неустрашимый Старец очищал яйца, кушал и приговаривал:

– Какой труд понесли хозяйки, чтобы их сварить!

– Что тут есть, Геронда, – тех, кто нас потом в земле будет есть?

– Да, мы их съедим, чтобы ничего не выбрасывать! Потому что это – грех.

Старец очень любил сыр. Но в наших условиях сыр сразу же заселялся червями. А Старец не задумываясь очищал от них сыр, приготавливая его к еде.

Ведь было необходимо в первую очередь съедать старые продукты. Так, нам приходилось есть не только макароны с червями, но и бобы, из которых мы вынимали червей.

Во всяком случае, я как повар приходил в замешательство: как мне все это подавать отцам, которые столько трудились?! В этом мне помог благородный о. Арсений. Он придумал выход. Чтобы старец не расстраивался, о. Арсений съдал все испорченное и приговаривал:

– Э… Вам с вашими желудками это не под силу… Придется – мне!

О. Арсений был совершенно другим человеком. Выдержанное вино! Он съедал всю испорченную пищу – и не потерпел никакого вреда! Какой человек! И какой подвижник!

В один прекрасный день на трапезе подали старую фасоль. Она была настолько скисшая, что мы, юные, не могли ее даже в рот положить… Но Старец очень расстроился при мысли, что ее придется выкинуть. Тогда Старец сотворил горячую молитву со слезами и снова подал ее на следующий день. И о великое чудо! Скисшая фасоль стала столь вкусной, как сладкое пирожное!



Предельное или «противоестественное» послушание

Дверь в скале! В этот проем Старец Иосиф вставил дверь и оказался отрезан от мира пропастью

Учение Старца было таково: если кто-либо имеет задние мысли ропота, но терпеливо молча все переносит, этим он привлекает благословение Божие. И наоборот.

Однажды о. Арсений дерзнул сказать:

– Эта рыба – как солома…

Старец тут же ответил:

– Что бы нам ни послал Бог – все хорошее. А за преслушание и твои причитания, о. Арсений, мы заплатим!

И действительно – скоро пришел голод.

Каждую осень мы переживали появление целой армии гусениц. Ах, какое отвращение к ним мы чувствовали! Во время своих нападений они уничтожали все листья и плоды каменных дубов и оставляли голые деревья. Пропадала вся их красота. Ведь мы мечтали: «Когда-когда листья немного позеленеют?» Дело в том, что в тех местах не росло ничего, кроме каменных дубов.

А гусеницы собирались как раз напротив кельи Старца и моей. Как только я их видел, у меня переворачивались внутренности, и мне приходилось выходить, так как начиналась рвота. И только я начинал замечать, как они там, вверху копошатся, желудок мой выворачивался наизнанку.

Когда я готовил, они копошились везде вокруг и падали прямо в пищу. Ведь у нас не было кухни. Мы готовили снаружи, – между домиком и скалой или на печи немного восточнее келии. Старец замечал:

– Ба! Да и эти твари – разве не живые существа?! Разве они плохие? Нет, и их создал Бог. Что тебя искушает? Покушаем немного с мясом. Скажи всем просто, что ты сегодня добавил в пищу съедобных улиток.

Я думал про себя: «Всесвятая Богородице, согрешил, помилуй меня! Когда мы уйдем отсюда, мы спасем и гусениц, и атмосферу» В моем послушании две вещи «устрашали мои глаза» и требовали от меня полного самоотречения, предельного послушания: во-первых, то, что нужно было за послушание есть испорченную пищу, а во-вторых, – эту еду приходилось есть с мясом, то есть с гусеницами. Но это видеть для меня было невыносимо. Мы приготовляли еду для отцов, и гусеницы танцевали в ней…

Как-то мы кушали на трапезе, и один отец сказал мне: – Глянь-ка на глазки этих гусениц, как они подмигивают!

– Если это благословил Старец, кушать с гусеницами, то это хорошо. – Отвечаю.

У Старца гусениц было больше всего, и он заметил этому отцу:

– Кушай-ка, да не разговаривай. Мы кушаем сейчас макароны с мясом.

А тот – снова:

– Ефрем, присмотрись, какие у них головки!

– Отче, если еще раз что-нибудь скажешь, собирай свои вещи и уходи! – незаметно прошептал ему Старец.

Как этот отец покраснел!!! Он тотчас изменил свое настроение и сказал мне:

– Ефрем, кушай спокойно. Это все ерунда!