Верный признак этой хвори — когда вы просыпаетесь обиженным. Сидишь в любимой кроватке, укутавшись в одеяло, а кругом темень, и так ясно чувствуешь, что кто-то тебя так безвозвратно обидел, что оставить бедную подушечку одну на целый день — преступление перед вселенной!

А очи! А очи закрываются сами собой без посторонней помощи, так что энтузиасты предлагают переименовать ноябрь в месяц «очень», а каждую «панду» окружить теплом и заботой.

И эти приключения как раз в канун большого дела, которое требует и сил, и внимания, и способности с пользой вынести всю духовную насыщенность этих святых дней. Что бы мы ни говорили, Рождественский пост — это, действительно, значительное событие церковной жизни, богословски интенсивные дни и недели.

— И как взбодриться? Где найти силы в этом беспробудном мороке?

— Исследуйте Писание! Как святые справлялись с депрессией?

— У праведников бывает депрессия?

— Почему бы и нет? «Все лучшее – детям!»

Как ангел лечил депрессию пророка
Вот, пророк Илия, пламенный ревнитель славы Божией, однажды изнемог и сдался. Это был великий человек, но всего лишь человек, а у всего живого есть предел и сил, и ревности. Не только у взрослых, у детей бывают такие минуты, когда кажется, что все было напрасно, не стоило этих усилий и суеты, зачем вообще было биться и жить?

Святого Илию накрыло отчаяние такой силы, что он — кто бы мог подумать! — испугался угроз вредной царицы Иезавели и скрылся в пустыню, путая следы. Эта история деликатно и лаконично описана в Третьей книге Царств. Мало слов, но картина сама встает перед глазами: бесконечно уставший от борьбы старик сидит среди угрюмых песков под можжевеловым кустом и призывает свою смерть, молясь словами, которые в любом другом случае приняли бы за кощунство и малодушие:

«Довольно уже, Господи; возьми душу мою, ибо я не лучше отцов моих».

А потом он просто заснул прямо под кустом можжевельника.

Сколько привыкли спать пророки, Писание не сообщает, хотя, возможно, именно здесь кроется самый страшный секрет святости. Спал бы святой Илья и дальше, если бы не ангелы. Простым людям мешает спать детвора, святым — бесплотные духи.

Жаль, конечно, что Библия не говорит, как именно ангел будил пророка и долго ли он просыпался, это тоже тайна духовной жизни. Сказано просто:



«Ангел коснулся его и сказал ему: встань, ешь (и пей)».

Рассказ очень сдержанный:

«И взглянул Илия, и вот, у изголовья его печеная лепешка и кувшин воды. Он поел, и напился, и опять заснул».

— Такое чувство, что он на ангела даже и не взглянул! Как это похоже на людей в депрессии!

— Вот именно: ни слова, ни взгляда! Просто поел, напился и снова спать!

Но именно так ангел лечил депрессию пророка! Заботливо накормил, не отягощая разговором, не требуя внимания или ответной улыбки, и дал человеку хорошенько выспаться.

Но это еще не конец истории.

«И возвратился Ангел Господень во второй раз, коснулся его и сказал: встань, ешь (и пей); ибо дальняя дорога пред тобою. И встал он, поел и напился, и, подкрепившись тою пищею, шел сорок дней и сорок ночей до горы Божией Хорива» (3Цар 19:8).

Дважды выспался пророк, дважды подкрепил себя ангельской пищей. И все это для того, чтобы приступить к большому делу, которое ожидало его впереди — созерцание великих откровений Божиих.

Позаботьтесь о тех, кому по-настоящему плохо
Рождественский пост — это путь паломника, он требует и сил, и бодрости. Обычно мы сразу говорим о смысле этих постных дней, о том, на что следует обратить внимание, какие взять на себя обязательства, но жизнь показывает, что в некоторых случаях полезнее всего сделать шаг назад и позволить себе «ангельскую терапию», разрешить себе отдохнуть, набраться сил перед долгим путем.

Для людей крепких и духовно полнокровных это будет излишним, но немощи накрывают даже великих пророков, напоминая им не только о пределе своих сил, но и о снисхождении к слабым и изможденным.

В Писании есть удивительно точный образ, описывающий человека, уставшего от жизни, достигшего самого предела утомления. Древность не знала слова «депрессия», говорили просто: «отвернулся к стене». Капризный царь Ахав обиделся на Навуфея из-за виноградника:



«И пришел Ахав домой встревоженный и огорченный… лег на постель свою, и отворотил лице свое, и хлеба не ел» (3Цар 21:4).

Царь Езекия, узнав, что ему поставлен смертельный диагноз, тоже «отворотился лицом своим к стене и молился Богу» (4Цар 20:2).

Желание «отвернуться к стенке» настигает не только грешников, но и святых. Усталость — это наш человеческий удел, она не смотрит на добродетели и пороки, а потому даже праведники нуждаются в сочувствии и отдыхе.

Странно об этом говорить и писать, но, приступая к делу постного созерцания, может быть, — не всем, но многим — следует начать с трезвой и честной ревизии своих сил, и если вы уже в начале этого пути чувствуете себя изможденным и мечтаете «отвернуться к стенке», не следует ли прибегнуть к «ангельской терапии», чтобы потом хватило сил для самого главного?

А если вам не нужна терапия ангелов, сами станьте ангелом для пророка. Пусть вашим самым первым духовным упражнением в этом посту станет не ограничение в пище, а снисходительная забота и всепрощающая отзывчивость к тем, кому по-настоящему плохо, кто просто клонится без сил. Даже очень хорошие люди временами нуждаются в ободрении к жизни, в сердечной поддержке и участии. Не это ли самый первый рождественский дар Христу? Ведь добрым словом и улыбкой можно ободрить и поднять не только человека, но и… лошадь.

Владимир Маяковский имел суровый вид, скрывавший бесконечно хрупкое и нежное сердце. У него есть известное стихотворение о лошади, которая упала посреди улицы прямо на глазах равнодушных прохожих. Но поэт не прошел мимо. Он почувствовал бесконечную тоску в глазах этой заморенной твари, и так трогательно читать, как он умоляет лошадку подняться, как он делится с ней уверенностью, что жизнь стоит того, чтобы быть прожитой.

А потому в трудные минуты, когда я и сам подумываю «отвернуться к стенке» и даже теряю смысл в том, чтобы кого-то ободрять в этой серой и постылой жизни, просто перечитываю эти живительные строки русского поэта, неуязвимые в своей священной правоте:

Лошадь
рванулась,
встала на́ ноги,
ржанула
и пошла.

Хвостом помахивала.
Рыжий ребенок.
Пришла веселая,
стала в стойло.
И все ей казалось —
она жеребенок,
и стоило жить,
и работать стоило!

Поскольку вы здесь...

я решил не знать ничего, кроме Иисуса, и притом распятого!

Звучит как девиз всей жизни, как символ веры: ничего, кроме Иисуса!

Видимо в характере апостола Павла была эта удивительная решимость, склонность к активному действию, которая по самой природе ожидается от настоящего мужчины. Наверное, это и есть та самая античная добродетель, которую эллины называли ἀνδρεία — «мужество, доблесть» — способность отвечать на вызовы жизни не словами только, но всегда поступком.

Три дня слепоты
Был он просто Савл — образованный юноша из хорошей семьи. Мало ему было ворчать на христиан, — нет, если против Христа, так до конца и полностью! — и святой Лука пишет, что Савл не возмущался, а даже дышал угрозами и убийством на учеников Господа. Мало угрожать — добился особых полномочий и документов на отлов христиан, хотя — кто его об этом просил? Никакой половинчатости: если анти-христианин, то на все 100%!

И вот по дороге в Дамаск его настиг Христос. Савл ослеп от света, потерял способность видеть и различать предметы этого мира, чтобы услышать голос гонимого Бога:

— Савл, Савл! Что ты гонишь Меня?

И хотя Савл от ужаса лежал в дорожной пыли, он ответил, как Савл — заблудившийся, но доблестный в своей честности и мужестве:

— Кто Ты, Господи?

То есть: кто говорит? Уместнее было бы молить о пощаде, извиняться, но не такой был Савл: он отвечает вопросом на вопрос — даже с Богом он говорит как муж! И слышит в ответ:

— Я Иисус, Которого ты гонишь. Трудно тебе идти против рожна.

Ослепший Савл, обличенный, но по-прежнему доблестный, отвечает так, как подобает мужу — он исповед

ует готовность на дело:

— Господи! Что повелишь мне делать?

— Встань и иди в город; и сказано будет тебе, что тебе надобно делать.

Господь говорит прямо только с теми, кто готов отвечать Ему делом.

Еще три дня Савл был слеп, ничего не ел и не пил.

Пост. Молитва. И слепота.

Все ваше!
Встреча с Богом требует от человека временной слепоты, чтобы на какое-то время вещи этого мира спрятались от него, уступили место созерцанию Бога.

Подвижники древности полагали, что это первое явление апостолу Павлу было чувственным, он пережил первую ступень созерцания, а потом в течение всей своей жизни постепенно поднимался на следующие ступени видения Бога, для описания которых ему уже не хватало слов, так что он просто признавался: я был восхищен до третьего неба и слышал неизреченные слова, которые не пересказать (2Кор 12:3-4). Однако даже этот мистический опыт для него не был важен сам по себе, даже эти созерцания — ничто, ради Иисуса.

В период своего богоборчества Савл дышал угрозами и смертью. Став апостолом, Павел дышал и жил одним только Иисусом, Его жизнью и Его дыханием. Отсюда и девиз всей его жизни и служения: ничего, кроме Иисуса!

— Но разве это не скандал? Разве так можно говорить христианину, который всем должен, каждому обязан уделить внимание, раскрыть свое сердце, спешить с добром на всякий призыв? А как же дети? А что будет со страной, если каждый возьмет себе такой девиз? Кто наведет порядок в церкви? В конце концов, есть в мире столько прекрасных вещей: музыка, книги, кино, кошки, лыжные курорты, красивый футбол и невероятные пироги — от этого тоже надо отказаться?

— Справедливый упрек, не будь у девиза апостола второй половины:

«все ваше: Павел ли, или Аполлос, или Кифа, или мир, или жизнь, или смерть, или настоящее, или будущее, — все ваше. Вы же — Христовы, а Христос — Божий» (1Кор 3:21-23).

Это павловская версия известных слов Господа:

«Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф 6:33).

Не будет уничтожено, не станет ненужным, но — приложится, то есть обретет в нашей жизни свое естественное и законное место.

Боюсь задуматься!
Но чтобы вещи и слова вернулись на свои законные места, временами надо и ослепнуть, вменить в ничто всю эту суету, выйти из вихря образов и предметов.

Нас оглушает и завораживает шум бытия, мы просто пропадаем и растворяемся в этом шуме. Интересно, что еврейское слово «шум» имеет два значения: «чеснок» и «ничто». Спросят вас: «Ма кара́?» (что случилось?), а вы ответите: «Шум дава́р» («ничего», буквально: «никакой вещи»). Шум суеты, которая нас кружит, увлекает, оглушает, бодрит, — нам он очень нужен. Чтобы чувствовать себя живыми.

Был замечательный советский спектакль «Пятый десяток». Алиса Фрейндлих играла библиотекаря в маленьком провинциальном городке. К ним приехал из столицы знаменитый лектор, человек необычайной плодовитости: успевает писать бесчисленные статьи в различных журналах и при этом исколесил всю страну с внушительным репертуаром докладов на самые разные темы. Прощаясь с таким успешным гостем из Москвы, героиня Фрейндлих просит его только об одном:
— Не суетитесь так!

— Если я не буду суетиться, я задумаюсь.

— И задумайтесь!

— Я боюсь задумываться. Очень боюсь.

Нет, я не против суеты. Способность суетиться — древний инструмент самосохранения, защитный механизм психики. Суета помогает нам выживать, справляться с утратой, выносить чрезмерную радость, ослабляет тоску. Религиозные обряды во многом появились благодаря естественной суетливости людей, и даже там, где религию пытались упразднить, люди не могли обойтись без ритуальной суеты: шум свадьбы, суматоха похорон, утешительный гул выпускных вечеров — это все нужная, полезная и оправданная суета.

Но как все человеческое, суета становится болезненной, обращается в изнурительную лихорадку, когда ее много, когда она главное и единственное содержание жизни, вернее ее пустота, гулкая и безнадежная, пресный и никого не утоляющий шум ничто, мелькание его бесплодных и бесследных образов.

И где-то среди шума слов и вещей потерялся Христос.

Как потерялся Христос?
Еврейское «давар» это и слово, и вещь. Вменить в ничто слова и вещи ради Христа — значит не разделаться с ними, а наделить их подлинным смыслом, поместить их туда, где им самое место, расслышать их подлинный голос, вместо шума впечатлений и суеты.

И священная религиозная суета с нашими чудесными обрядами и благотворительностью, и милая житейская суматоха праздников и будней – благословенны Богом. Если про Бога не забывать, не забыть про Него, не потерять Его среди шума вещей, слов и образов.

Была история с моим приятелем. Темным зимним вечером мама забирала его, смирного карапуза, из садика. Усадила в саночки и потащила по снежной дорожке. И сама бы рада, чтобы ее кто-нибудь заботливо повез или даже понес, так устала на работе. А пока тянула саночки, не заметила, как малыш вывалился на повороте в сугроб и лежит себе полеживает, в платки завернутый. Хорошо, что следом шел какой-то хмурый дядька — ребенка подобрал и мамку-растяпу успел разглядеть далеко впереди и окликнуть. Малыша вернули с почетом.

В жизни бывает всякое. И в религии тоже случаются потери. Отзывались мы на благородное имя «христианин» и хватались за все, и до всего нам дело было — увлеклись, себя и близких утомили, оглохли в шуме слов и вещей — святых слов и святых вещей! — и Кто-то Самый важный, ради Которого все и затевалось, и жертвы были принесены немалые, — а вот сгинул по дороге, а когда и где — ищи теперь!

Не надо нас бранить. Мы просто люди. С нами чего не случается!

Немощны. Как говорил герой одного старого фильма: «Я человек физически слабый и морально неустойчивый!» Согласен. Подписываюсь. Все про меня.

И я такой в Церкви не один. Правда, есть и другие, сильные и решительные. У них другой ритм жизни, их глаза горят, а речи зажигают. Но нам, дохлым и неустойчивым, нужны остановки, чтобы обернуться, посмотреть — в саночках ли наше дитя, — осмотреться, просто угомониться.

Рождественский пост не нужен настоящим христианам, потому что Христос всегда с ними, а они со Христом и во Христе. Им непонятно, зачем выделять особое время для Того, Кто и так с нами на каждой литургии и даже более того — в каждом вздохе, в каждом жесте и взгляде, потому что для таких людей весь мир обратился в священный храм, в место вечного Присутствия Бога. Посты не нужны тем, кто не разлучается со своим Женихом, как и сказано в Евангелии.

А мне без поста нельзя.

Очень нужно особое время, чтобы собрать себя, свои мысли и чувства, блуждающие в бесконечном хороводе слов и вещей, так что не помнишь, где ты, о ком твои речи, и есть ли ты на самом деле.

Кто я?

Куда я бегу?

Кем живу, двигаюсь и существую?

Как я мог оставить Его позади?

Где мы расстались?

Это правильные вопросы. Можно начать с них. Они помогут остановиться, уйти от шума вещей, обуздать впечатления. Но все это только тогда будет иметь смысл, когда в центре всех духовных усилий всегда звучит апостольское:

— НИЧЕГО, КРОМЕ ИИСУСА!